Глава 5

Бомонт Преп очень хочет стать одной из почтенных частных школ какого-нибудь Коннектикута или Нью-Хэмпшира. У нас есть герб, а деревянные столы в столовой придают школе исторический образ. Но мы находимся в Калифорнии, где историческое – не значит готическое или колониальное. Архитектура здесь в стиле испанской миссии: бежевые здания и крыши с красной черепицей. Униформы у нас тоже нет. И слава богу.

Я поднимаюсь по ступеням между тщательно подстриженными розовыми кустами по бокам от главного входа, получая не один восхищенный взгляд от одноклассников за свое облегающее платье-футболку. Я сделала пробор сбоку, и волосы падают мне на правое плечо. Я сразу направляюсь на первый урок.

Входя в класс этики, я мысленно окончательно определяюсь с планом. Мне нужно доказать Эндрю, что я – хороший человек. Я выжду, когда он сможет все видеть, подойду к Пейдж и принесу ей самые искренние извинения, какие только возможно. Нужно только дождаться четвертого урока, когда мы будем в одном классе. Эндрю поймет, что ошибся, и к концу дня мы будем встречаться.

Пока мистер Чен раздает сегодняшнее задание – мысленный эксперимент «проблема вагонетки», – я сажусь рядом с Морган. Оборачиваюсь, проверяя, пришла ли сегодня Пейдж, и меня на мгновение охватывает паника, когда я ее не нахожу.

Пока не поднимает голову девочка на заднем ряду в черном платье до колена и потертых «конверсах». Пейдж перекрасила волосы в несколько менее отвратительный оттенок рыжего и обрезала их до неряшливого каре. Не представляю, зачем. Если она считает, что плохая стрижка привлечет внимание Джеффа Митчелла, ее ждет большое огорчение.

Она вытаскивает колготки в сетку из своей сумки с Hello Kitty и, к моему изумлению, принимается штопать огромную дыру на них прямо за партой.

– Скажи мне, что у меня нет губной лихорадки, – говорит мне Морган.

Я замечаю, что она прикрывает рот ладонью; отвожу ее руку и вижу скопление ярко-красных волдырей под нижней губой.

– У тебя нет губной лихорадки, – провозглашаю я, выполняя ее требование. Она скептически смотрит на меня. – Но с точки зрения правды – да, у тебя, похоже, герпес, – продолжаю я. – Чем вы с Брэдом занимались? Или чем ты занималась? Или…

– Кэмерон, – шипит она, хихикая. Пристыженно прикрыв рот, она легонько меня толкает. – Это трагедия.

Я слышу чье-то хихиканье позади нас. Не нужно проверять, чтобы догадаться – это Пейдж. В другой день ей бы за это от меня досталось. Что за чушь! Вряд ли девчонка, которая выглядит, будто ей делал прическу Эдвард Руки-ножницы, может смеяться над шикарной Морган. Тем более учитывая что внешность является частью ее работы.

Но сегодня я делаю вид, что не заметила, и игриво толкаю Морган в ответ.

– Ты дружишь с одним из самых популярных экспертов по макияжу в мире. Думаешь, она не справится?

– Но…

– Никаких «но». – Я окидываю ее строгим взглядом. – Почему бы тебе не сосредоточиться на чем-нибудь поважнее – например, на проекте дизайна, который я тебе вчера прислала?

У Морган немедленно загораются глаза. Она отводит руку от рта и хватает меня за запястье. Морган любит хватать людей.

– Это потрясающе, Кэм! – восторгается она, и я ощущаю прилив гордости, хотя и так знала, что ей понравится. Прошлые выходные я посвятила тому, чтобы переделать дизайн профессионального сайта Морган с ее фотографиями и видео лучших сцен. – Ты могла бы заниматься этим профессионально. Серьезно, – добавляет она.

Я пожимаю плечами. Веб-дизайн – хорошее хобби. Но меня ждут Уортон и экономика.

– Не представляю, где ты этому научилась, – говорит она, качая головой. – Брэд наверняка захочет, чтобы ты переделала сайт по инсценировке суда[4].

– Только если он сможет доказать, что не заразил тебя герпесом.

На этот раз Морган хихикает вслух. Мистер Чен посылает ей неодобрительный взгляд. Я наклоняюсь, чтобы достать учебник этики из сумки, и нечаянно встречаюсь взглядом с Пейдж. Ее глаза полны гнева. Всего через пару часов я буду извиняться перед ней, хотя уже понимаю, что она не примет извинения с благодарностью.

Но и просить прощения я собираюсь не ради нее.

Потом у меня экономика и высшая математика, а после этого, перед четвертой парой, мы с Эль возвращаем Морган к нормальному виду с помощью аварийного консилера. Все утро я не пересекаюсь с Эндрю – жаль, учитывая, сколько усилий я вложила в свой внешний вид, но, наверное, это неудивительно. Он был прав, когда напомнил, что мы никогда не общались в школе. Я даже не знаю, где находится его шкафчик.

Я прохожу мимо фонтана во внутреннем дворе школы, где президент школьного комитета, Лиза Грэмерси, рекламирует зимний бал этого года, который пройдет на яхте ее отца. Лиза мне нравится, но сегодня я ее игнорирую. Я едва дожила до четвертой пары. Наконец у меня есть шанс исправить то, что я испортила в отношениях с Эндрю.

За всю историю вселенной я ни разу не приходила на литературу заранее. Мисс Ковальски смотрит на меня с неприкрытым удивлением. Через несколько минут входит Эндрю, и я ощущаю знакомый жар, расползающийся по щекам. Этот парень выглядит роскошно.

Не знаю, возможно ли, чтобы человек стал выглядеть объективно лучше за выходные, или дело в воспоминаниях о нашей недавней романтической встрече, но в нем что-то изменилось. Не то чтобы на нем надето что-то особенное – просто джинсы, черные кроссовки «Адидас» и черная футболка – но в нем есть непринужденная легкость, которая просто… заводит. Он выглядит как молодой Джон Ледженд. Отвести глаза оказывается очень трудно.

Следом за ним появляется Пейдж и тем самым портит мою зачарованность Эндрю, потому что мир не прощает ошибок. Встретив мой взгляд, она прищуривается. Я не принимаю вызов. Вместо этого притворяюсь, что читаю написанное на доске позади нее – инструкции мисс Ковальски для нового задания, с которым нам предстоит мучиться следующие шесть недель.

И это Шекспир. «Укрощение строптивой». Замечательно.

Ненавижу этот урок. И литературу. Она нелогична. По идее, ты должен погрузиться в разум персонажа, чтобы пропустить через себя его мир и мысли, но писатели делают все, что могут, чтобы помешать этому. Образный язык, символы, размер и рифма – все то, о чем мы пишем сочинения, – только делает суть книги еще более непонятной. Правда не становится правдивее, если излагать ее метафорами и метонимией. Это глупо. За исключением Хемингуэя, которого мы читали в девятом классе углубленного изучения. Он оказывал своим персонажам услугу, описывая их настоящие эмоции. Жаль только, что все они – нытики и неудачники.

Стоит признать, что персонажи Шекспира не такие. Они просто любят злоупотреблять цветистыми формулировками, всякими отсель и аки. Персонажи – и люди, кстати, – должны говорить прямо и понятно.

Мисс Ковальски просит Эндрю раздать глоссарий шекспировского английского. Я пытаюсь поймать его взгляд, пока он разносит стопку по моему ряду. Он демонстративно отказывается даже смотреть в мою сторону. Это обидно. Неделю назад мы на пробежке вместе смеялись над количеством французских бульдогов, попадавшихся нам по дороге (их было семь). Три дня назад он засовывал руку мне под лифчик. Теперь он даже не смотрит на меня.

Пока Ковальски объясняет задание, я не могу не оглянуться на него через плечо и даже прибегаю к тактикам «уронить ручку» и «притвориться, что поправляешь волосы». Как только Ковальски дает нам время почитать вслух в группах, я взлетаю со своего места и иду к Пейдж, прежде чем она успевает найти себе партнера.

По пути я намеренно прохожу рядом с партой Эндрю. Край моего платья смахивает его бумаги на пол. Я подбираю их и кладу ему на парту, но не задерживаюсь. Пока он еще на меня смотрит, я иду к Пейдж.

Итак… поехали.

– Привет, Пейдж, – начинаю я демонстративно добрым голосом, как разговариваю с матерью, когда она впадает в депрессию и не выходит из спальни. Пейдж настороженно поднимает голову. Прическа у нее действительно кошмарная. – Я должна извиниться перед тобой за пятницу, – продолжаю я, покосившись на Эндрю, который склонил голову в нашу сторону, хотя его партнер громко зачитывает первые строки пьесы.

– Пра-авда? За что? – с непроницаемым лицом спрашивает Пейдж.

Мгновение я оцениваю ее. Пейдж не перестает удивлять. Я знаю, что она делает, – заставляет меня повторить свои слова. Однако теперь не время для мести. Я делаю глубокий вдох и заставляю свое лицо выразить сожаление.

– Ты не заслужила того, что я наговорила, – продолжаю я. – У тебя явно был трудный вечер… – Мягко говоря. – …и мне жаль, что я сделала его еще хуже. – Настало время разыграть карту уважительной причины. – У меня тоже день не задался. Честно, моя мама потеряла работу. Я не оправдываюсь, – поспешно добавляю я, – просто надеюсь, что ты меня простишь.

Эндрю начинает улыбаться. От прилива радости мне приходится прикусить щеку изнутри, чтобы не начать улыбаться посреди искренних извинений. Сработало. Эндрю смотрит на меня так же, как раньше. Я чувствую…

– Почему ты извиняешься сейчас? – Голос Пейдж вырывает меня из мира фантазий.

Я снова поворачиваюсь к ней и обнаруживаю, что она пристально на меня смотрит. После секундной паузы я отвечаю, все еще держа себя в руках:

– О чем ты?

– Ты видела меня на первом уроке. Почему тогда не извинилась?

Радость испаряется и сменяется гневом. Мгновение я не могу справиться с эмоциями, отразившимися на лице. Я прекрасно понимаю, куда она ведет: не только я знаю, что Эндрю наблюдает. Сузив глаза, я чувствую, как раздуваются ноздри.

– На этике не было свободного времени. Я ждала подходящей возможности, – выдавливаю я.

Пейдж раздражающе ухмыляется.

– Но у тебя было время даже обсудить трагедию герпеса твоей подружки.

Я не знаю, что ответить. Нет, знаю, конечно: в другой ситуации я бы сказала, что помощь друзьям в чем бы то ни было гораздо важнее, чем извинения перед девчонкой, которая только и делает, что сверкает на меня глазами. Однако я знаю, что Эндрю наблюдает, и сдерживаю ответный укол.

Понимая, что теряю позиции, я в отчаянии говорю:

– Я хочу исправить ошибку.

Пейдж откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди. Она явно довольна собой.

– Ты имеешь в виду исправить ошибку, пока на тебя смотрит Эндрю Ричмонд, – говорит она, и у меня вспыхивают щеки. – Потому что я не могу найти другую причину, по которой ты не могла извиниться на первом уроке или даже на перемене. Ты не обманешь меня своим обаянием и идеальными белокурыми волосами, Брайт. – Ее голос становится низким и злым. – Я тебя насквозь вижу. А теперь, полагаю, и Эндрю тоже.

Ее губы изгибаются в ядовитой усмешке. На мгновение это почти производит на меня впечатление.

– Полагаю, это означает, что ты не принимаешь мои извинения.

Мне приходится прикладывать все силы, чтобы спокойно выговорить эти слова.

– Правильно полагаешь, – кивает Пейдж.

Мы смотрим друг другу в глаза. Затем я разворачиваюсь. На пути к своей парте я замечаю, что Эндрю смотрит на меня, даже не утруждаясь это скрыть.

Совсем недавно я бы все отдала за то, чтобы ощутить на себе его взгляд. Теперь я бы все отдала за то, чтобы стереть из него отвращение.

Загрузка...